В темпе Грефа

12.05.2013 19:55

Президент Сбербанка Герман Греф — о незавершенной реформе, огромных бонусах и будущем банковской розницы

Герман Греф признается, что через три года после начала его работы Сбербанк по-прежнему далек от идеала. Стратегический план реформирования банка был рассчитан на пять лет, поэтому приходится спешить. Сотрудники «Сбера» шутят, что у Грефа восьмидневная рабочая неделя. Кажется, это правда. Нам удалось поговорить с ним в воскресенье вечером в конце февраля на борту его восьмиместного самолета, возвращавшегося в Москву из Уфы, где проходила «Сбербанкиада» — корпоративные спортивные состязания сотрудников региональных банков Сбербанка. О предстоящей продаже госпакета акций банка, о бонусах топ-менеджеров и о том, что будет с российской банковской розницей, Греф рассказал в интервью Forbes.

— Не так давно Сбербанк принял решение о покупке «Тройки Диалог». Зачем он вам нужен, инвестиционный бизнес? Только ли для того, чтобы конкурировать с ВТБ?

— В первую очередь он нужен не нам, а клиентам — крупнейшим и крупным. Им уже недостаточно услуг обычного универсального банка. Более того, таким клиентам, как правило, требуется больше инвестбанковских услуг, нежели традиционных. Когда мы достроим два сегмента — инвестблок для корпораций и private banking для частных лиц, — Сбербанк станет полноценным финансовым супермаркетом. За счет комплексного обслуживания мы сможем зарабатывать для клиентов намного больше, оказывать им больший спектр услуг и, соответственно, больше зарабатывать сами.

— И тогда уже точно российский инвестбанковский бизнес станет государственным…

— Здесь я с вами не соглашусь. Потому что сейчас, по моим личным ощущениям, доля «ВТБ Капитала» на рынке не превышает 10–15%. Стратегия Сбербанка предусматривает, что к 2015 году мы будем занимать 15% рынка, но, по моим личным ощущениям, доля составит около 10%. В России присутствуют уже все крупнейшие западные бренды, поэтому российский рынок инвестбанковских услуг никогда не будет монополизирован. Место здесь найдется всем игрокам, в том числе и частным инвестдомам.

— Созданный в 2007 году «Сбербанк Капитал» в кризис вынужден был заняться управлением непрофильными активами. Что для вас значит это направление?

— Для нашего бизнеса подобная деятельность непрофильная. Это экстрим, ничего хорошего нам не несущий. Да, для проблемных клиентов «Сбербанк Капитал» стал спасением, а для самого Сбербанка — лишь отвлечением управленческих ресурсов.

— Тем не менее в 2010 году «Сбербанк Капитал» с выгодой для себя нашел новых акционеров для «Мосмарта», компании «Вестер» и АЛПИ, идут переговоры с нефтяными инвесторами. Какие активы компания могла бы оставить в группе Сбербанка и не продавать стратегам?

— Таких активов нет. Нефинансовая деятельность нам не нужна, так как группа Сбербанка стратегически намерена развивать только финансовые услуги.

— У «Сбербанк Капитала» есть срок жизни?

— Вообще мы задумывали эту компанию как спецфонд (special situation fund), но она превратилась в структуру, занимающуюся оздоровлением плохих долгов. Надеюсь, эта миссия завершится не позже 2014 года, если нашу и мировую экономику не потрясет следующий кризис. После чего «Сбербанк Капитал» может вернуть себе первоначальное назначение.

— А потом компания будет действовать как фонд прямых инвестиций?

— Нет, private equity fund мы создаем уже сейчас и находимся в активном переговорном процессе с одним из крупнейших мировых банков. Это будет новое совместное предприятие. Доли владения мы разделили поровну и договорились вложить по $100–150 млн с обеих сторон. Затем будем привлекать в фонд внешних инвесторов. Помимо денег мы надеемся получить от второго партнера компетенцию и технологии, ведь у нас в группе подобного опыта пока нет.

— В Давосе вам удалось убедить инвесторов, что пора возвращаться в Россию?

— Одним посещением Давоса это не делается. Инвесторы сегодня обладают всей информацией и знают, что нашей стране нужно еще многое сделать для улучшения инвестиционного климата. Сегодня он в России далеко не блестящий.

— Почему?

— Инвесторы опасаются политических рисков, криминальной обстановки, терактов…

— Вы считаете, что ситуацию можно быстро изменить кардинальным образом?

— Если захотеть, изменить можно все. Нам нужно, безусловно, менять работу судебной и правоохранительной систем. Надо резко менять эффективность работы самого государства. Это относится и к федеральной, и к региональной власти.

— Решение о приватизации части госпакета Сбербанка уже принято. Вы намерены продать 7%-ный пакет стратегу или пойдете по пути ВТБ, проводившего SPO?

— Процесс размещения будет проходить, скорее всего, не раньше осени, поскольку на подготовку требуется несколько месяцев. Поэтому о ценах рассуждать пока рано. И мы пока не приняли решения, стоит ли продавать весь пакет одномоментно. В процессе подготовки к размещению мы планируем запустить программу депозитарных расписок.

— Должен ли Сбербанк стать полностью частным?

— Для крупных рыночных корпораций несомненно лучше, когда они контролируются частными собственниками. Всегда следует действовать в соответствии с целью корпорации. Если перед ней стоят рыночные задачи, то компанию нужно «отпустить» на рынок. Если государству нужна компания для решения его стратегических задач, то пусть это будет полностью госкомпания. В финансово-банковском секторе такая структура уже есть — ВЭБ. В нашем случае не имеет смысла придерживаться половинчатого решения, я бы видел через пять-семь лет долю государства в капитале Сбербанка не более 25%.

— То есть вы допускаете, что когда-нибудь Сбербанк станет полностью частным?

- Более того, я очень надеюсь и верю, что когда-нибудь это обязательно произойдет. Но на полную приватизацию Сбербанка уйдет, конечно, много лет.

— Главный акционер поддерживает эту идею?

— Когда более года назад на Давосском форуме я впервые озвучил эту идею, в мой адрес посыпались неодобрительные комментарии. А сегодня, как видите, мы уже вышли на решение оставить за государством 50% плюс одна акция и даже обсуждаем возможности снижения доли ниже контрольной.

— Но большая часть ваших вкладчиков доверяет Сбербанку, потому что он контролируется государством.

— Я надеюсь, что в нас верят не только потому, что мы госбанк. Изменится качество услуг, изменится и восприятие. Наша главная задача — заменить государственный бренд на бренд самого качественного и современного банка. И мы хотим сделать из наших клиентов наших фанатиков.

— Останется ли Сбербанк самым консервативным, когда станет частным?

— Безусловно. Такая громадная махина не может действовать спекулятивно. Посмотрите на крупнейшие мировые структуры — как, например, Bank of America, HSBC — там нет государственной собственности, и тем не менее никому не приходится усомниться в их надежности и консервативности.

— Сегодня динамика котировок Сбербанка радует акционеров, которые продолжают с интересом следить за вашими реформами…

— К середине 2013 года от нынешнего Сбербанка останется только один бренд! Мы на 100% поменяем все внутреннее содержание, все внутренние технологии, мы закончим создание единого центра обработки данных, в который инвестируем более $1 млрд. И, по нашим расчетам, эти инвестиции окупятся за два года. 1 июля 2013 года — это очень амбициозный срок, но мы собираемся успеть.

— То есть сейчас, по истечении трех лет после вашего прихода в Сбербанк, он еще не стал воплощением мечты Германа Грефа?

— Пока не стал. Это еще очень короткий срок. Я сравниваю сегодняшнюю работу в Сбербанке с операцией на открытом сердце у бегуна, который не останавливаясь продолжает бежать на длинную дистанцию.

— На практике подобное невозможно.

— Да, а мы так делаем.

— Каковы этапы такой операции?

— Мы объединяем весь операционный бизнес банка, весь внутренний документооборот. Сегодня, не останавливая ни на секунду работу в 800 бэк-офисах, объединяем их в 15. Закончим к концу 2012 года. Сейчас в банке 11 несостыкованных между собой IT-платформ и в каждой несколько сотен систем внутри. И все они к середине 2013 года будут переведены на две платформы: одну — собственной разработки, другую — от внешних партнеров. К середине 2013 года мы построим самый крупный в Европе центр обработки данных и переведем туда все операции.

— Не много ли рисков для такого тяжелого пациента?

— На старте такие преобразования были очень рискованны. Тем более что ни у кого из нас не было подобного опыта. Наши консультанты (McKinsey и Bain) признают, что в 2008 году не верили, что мы уложимся во все сроки, и сейчас называют нас абсолютными чемпионами мира по темпам внедрения преобразований.

— Вы рассказали, каким будет Сбербанк к 2013 году. А каким будет розничный рынок к этому времени?

— Уже в ближайшие пять лет розничный банкинг изменится драматически. В первую очередь с точки зрения высоких технологий. По нашим ранним прогнозам, к 2014 году 75% розничных операций уйдут в удаленные каналы. В 2010 году эта цифра уже приблизилась к 50%. Конечно, сложные продукты всегда будут требовать личного участия банкира и клиента. Но банки сейчас входят в постиндустриальный период, и их услуги будут все более индивидуальными.

— Розничный рынок сможет расти как до кризиса, на 35–40% в год?

— В ближайшие годы вряд ли. Для этого нужен экономический бум, рост на уровне 7–8 % в год, что для России сейчас маловероятно.

— В секторе розницы за последний год Сбербанк сделал две важные вещи — отказался от всех дополнительных комиссий по кредитам и ввел дифференцированную ставку в зависимости от качества заемщиков. Как долго вы собираетесь еще снижать ставки по кредитам населению?

— Объявив недавно акцию по ипотеке «8–8–8», мы, можно сказать, вышли на исторический минимум и выдаем сейчас такие кредиты по ставке рефинансирования ЦБ, которую он недавно повысил. Теперь ставки будут расти.

— Когда Сбербанк займется кредитованием в торговых точках?

— Мы рассматриваем несколько вариантов развития этого сектора, в том числе через приобретение действующего игрока.

— Реформы в корпоративном кредитовании от Сбербанка тоже грядут?

— Уже идут. Это будет еще одна революция в Сбербанке, сравнимая с розницей. Так же как и в рознице, мы сокращаем время решения по кредиту и вводим градацию стоимости кредита в зависимости от качества кредитной истории клиента. Парадокс, но раньше лучшие заемщики переплачивали за займы, а худшие получали ресурсы более дешевые. Теперь самые рисковые заемщики не смогут много занимать у нас. А значит, будет снижаться и просрочка.

— Как с реформированием системы оплаты труда? 1 млрд рублей, потраченных на бонусы топ-менеджерам, — это не много?

— Поскольку мы считаем себя самой открытой компанией, мы не платим топам ничего, кроме того, что записано в их контрактах и что установлено Наблюдательным советом банка. Лично я подписал трудовой контракт, совпадающий с контрактом Казьмина (Андрей Казьмин возглавлял Сбербанк до осени 2007 года. — Forbes) буква в букву. И за следующие три года, кроме двух индексаций оклада в связи с инфляцией, в контракте не изменилось ничего. Аналогично, к сожалению, произошло и с системой оплаты труда всех остальных членов правления. Мы имеем оклад и премии, привязанные к величине годовой прибыли банка. Чем выше наша прибыль, тем выше зарплата менеджеров. Сейчас зарплаты менеджеров Сбербанка существенно ниже соответствующих на рынке.

— Поэтому вы уже несколько лет высказываете сожаление об отсутствии опционной программы в банке?

— Любая корпорация должна иметь возможность создания для топ-менеджеров краткосрочной, средне- и долгосрочной мотивации. Вся мотивация наших менеджеров пока ограничена только одним годом.

Большая часть моей команды сформирована из людей с рынка. Я уговорил их работать в Сбербанке за зарплату минимум в полтора, максимум в два раза меньше, чем они зарабатывали на прежних местах работы. Люди к нам идут, потому что получают здесь колоссальный опыт преобразований. Но нагрузка и ответственность возрастают в разы. И им нельзя не платить. Невозможно заставлять их работать только за интерес и невозможно создавать нерыночные условия труда в компании, которая работает на рынке.

— Удается ли вам отдыхать?

— Если я буду много отдыхать, то темп преобразований, к сожалению, не будет таким, как сейчас. Тот, кто наверху, определяет всю ситуацию. Если я успокоюсь, вы тут же увидите спокойный Сбербанк. Потому у меня нет сейчас другого выхода. Если я устану и не смогу выдерживать подобный темп, я уйду из банка.